Княгиня Ольга. Сокол над лесами  - Елизавета Дворецкая

– Пф! Шатер его где, приметил ты, дубина?

– Шатер его вот здесь, – Берест ткнул сучком в один из кружков. – Но, мне так мнится, не в шатре он нас дожидаться будет. Как зашумим – сам прибежит, искать себя не заставит.

– Кому ж еще прибежать? – Далята отводил своему врагу очень высокую ступень среди русских бояр. – Не князь же сам кинется лодьи оборонять.

– Князь близ шатра своего будет, – Коловей показал прутом на срединный кружок. – Сюда прорываться надо. Ну что, братья! – Он оглядел ближайшие лица, озаренные слабым светом лучины. Здесь были десятские и прочие старшины. – Решайте.

По ближним и дальним рядам, не различимым во тьме, пролетел слабый ропот. На исчерченную землю упал с лучины тлеющий уголек – точно на кружок княжьего шатра.

– Чего решать-то…

– Для того и пришли…

– Русов и сейчас больше нас, – снова заговорил Коловей. – Сотни четыре. Оружие, доспех, все при них. Князя будут защищать не шутя. Многие полягут из наших, вот чего я боюсь. Не знаю, кого из вас утром в живых увижу… если сам жив останусь.

– Да чего нам жалеть себя? – с горькой решимостью ответил Еленец, худощавый средовек с рыжеватой бородой и изрезанным морщинами высоким лбом меж впалых висков. – Что у меня есть? – Костлявым кулаком он стукнул себя по груди. – Ближники сгинули, жену полонили, весь сгорела… А здесь – сам Святослав киевский. Щенок, волчонок! Удавим сейчас, пока малой. А дать ему вырасти – много зла принесет и нам, и другим родам славянским.

– Это истовое слово, что волчонок! – подхватил Чернонег. – Усы еще не выросли, жены не знает, а уж на вторую землю рать повел! Так ведь и пойдет, такая их порода хищная! Что ни год – новое разоренье! Ни сеют, ни жнут, чужое мечом берут! Истребить его, как Ингоря, матерого волка! А и сами поляжем – чуры нас поклонами встретят!

– Согласны, братья? – Коловей окинул взглядом тьму.

В ответ долетел глухой ропот, выражавший одобрение.

– Верно Еленец говорит! – воскликнул Далята. – Что нам проку жить – в лесу, как звери, скитаться? Или князю волынскому в челядь идти? Прикончим Святослава – глядишь, и волю вернем земле Деревской!

– На что мне жизнь, когда сам по чужим краям волочусь, а дом мой под ярмом? – горячо поддержал его Зазной. – Да пропади такая жизнь! Сам себя не пожалею, а Ингорева щенка кончу!

Одобрительный ропот раздался громче.

– Да услышат вас боги, братья мои! – Коловей взглянул на небо, откуда за ночным советом наблюдали молчаливые звезды. – За землю родную чего себя жалеть! Только бы счастья хватило!

– Вот мое счастье ныне! – Далята качнул варяжским ростовым топором – своей добычей из Перезванца. – Это не подведет!

* * *

Лют только что сменился и ушел в шатер, собираясь поспать еще одну, последнюю стражу – потом Асмунд всех поднимет собираться в путь. Стоял, подняв руку за голову, а оружничий как раз взялся за боковые ремни его клибаниона, – как вдруг снаружи раздался отчаянный вопль. Без раздумий Лют бросился из шатра, в предутреннюю сероватую мглу, на ходу просовывая голову в едва снятый шлем. Навстречу ему прозвучал тревожный голос рога…

Над рекой густо плыл туман, еще не до конца рассвело – ровно настолько, чтобы рассмотреть лицо с трех-четырех шагов. Дозорных у края стана, что ниже по реке, сняли стрелами из чащи – сразу троих. Еще двое удачно оказались за деревьями, поэтому уцелели. Но ненадолго – лишь на те мгновения, которые им понадобились, чтобы поднять шум. Почти сразу вслед за стрелами из чащи повалила дико орущая толпа; оставшихся дозорных смяли и почти втоптали в землю перед крайними лодьями.

Отроки Лютовой стражи – два его собственных десятка и третий Агвида из Радуловой сотни – еще не успели раздеться и выскочили мгновенно. На шум уже бежали от костра три десятка Буряты, заступившие им на смену. Нападавших оказалось вдвое больше, однако Люту было некогда их считать. Еще на бегу он заметил, как бесы в белых свитах – некая мысль молнией сверкнула в голове, но созреть не успела, – хватают за носы лежащие на песке лодьи и спихивают в воду. Рубить или жечь – требует времени, но если сплавить лодьи вниз по реке, то русам будет не на чем отсюда убраться.

Да чтоб вас сквозь землю! Лют выбежал на песок, где вовсю метались белые свиты, и устремился спасать лодьи. Один-два из нападавших были в кольчугах и даже в шлемах. Один такой наскочил на него слева с копьем, Лют щитом отбил наконечник и еще успел быстрым выпадом достать концом клинка спину кого-то, кто налегал на нос лодьи, силясь столкнуть ее с песка в воду. Краем глаза приметил, что вокруг одни враги – слишком поспешил и вырвался вперед, оставив позади даже Сигдана с Искрецом. Рассчитывать следовало только на себя.

Отбил щитом копье и тут же увидел, что к правому бедру его летит лезвие чьего-то топора. Ничего не успевал сделать – ни опустить щит, ни отбить клинком. Не особо рассчитывая на успех, Лют сделал то единственное, что было в его власти, – резко ударил вниз навершием рукояти своего Телохранителя.

Богато отделанное серебром и медью, то, однако, было сделано из крепчайшего железа. Раздался треск – древко топора раскололось. Лезвие отлетело, а нападавший остался с обломком в руке. Лют изумленно уставился на веснушчатое лицо какого-то обалдуя, хлопавшего на него глазами почти в упор. Такого исхода не ожидал ни один из них. И это замешательство спасло древлянину жизнь – он опомнился раньше, осознал, что стоит перед вооруженным русом с бесполезной деревяшкой в руке. И юркнул за спины, уходя от хищного клинка.

Однако и Люту это промедление кое-что дало: он упустил легкую добычу, но за эти мгновения успели подбежать его телохранители и еще с пятью-шестью оружниками образовали подобие строя, чтобы не пустить нападавших дальше, к остальным лодьям.

Схватка закипела на узкой полосе мокрого песка, на площадке стана и даже в самой реке – в верхнем течении было едва выше колена. От шатров и от костра бежали проснувшиеся оружники, число русов быстро росло. Концом клинка Лют чиркнул по шее какого-то длинного, с сухим лицом, будто вырезанного из старого дерева; легко, словно олень, перепрыгнул через упавшее тело и устремился вперед, за отступавшими белыми свитами.

* * *

Прорвавшись в стан с копьем в руках, Берест по воде пробежал дальше, чтобы зайти за спины русов. Они с Далятой заранее знали: Лют среди первых окажется там, где поднимется шум. Поэтому напросились возглавить дружину, которой предстояло прорываться вдоль реки, якобы намереваясь столкнуть или попортить лодьи, а на самом деле отвлечь русов от княжеского шатра. Им же с Далятой главная задача ничуть не мешала преследовать свою собственную цель. Разделаться с тем, на ком был кровный долг перед ними обоими.

Облик Свенельдича-младшего во всем боевом снаряжении был отпечатан в памяти Береста так прочно, что он узнал того мгновенно. Быстрее, чем накануне вечером, когда Лют вышел на этот самый песок, одетый только в капли речной воды. Вон он – средний рост, серая свита под греческим пластинчатым доспехом, большой красный щит…